На войне как на войне

Как наша армия училась воевать в Афганистане

Продолжаем тему 40-летней годовщины ввода наших войск в Афганистан, начатую в материале «Так начинался Афган». Одним из участников ввода войск был военный журналист Николай Владимирович БУРБЫГА, тогда старший лейтенант, редактор дивизионной газеты 201-й мотострелковой дивизии. А ещё он автор книги «Крик бабуина», на мой взгляд это одно из самых лучших произведений на «афганскую» тематику… Мы попросили Николая Владимировича поделиться своими впечатлениями о том, как начиналась та война.

– Николай Владимирович, как вы оказались в 201-й дивизии?

– В 1975 году я окончил Львовское высшее военно-политическое училище и распределился в Среднюю Азию. Поначалу занимал должность замполита роты в отдельной бригаде связи, которая находилась под Алма-Атой. А в 1978 году перевёлся в 122-ой мотострелковый полк в Курган-Тюбе, это уже Таджикистан, 201-я дивизия. В декабре 1979 года, когда дивизию подняли по боевой тревоге перед вводом в Афганистан, мне предложили должность редактора дивизионной газеты. Дивизия разворачивалась по штатам военного времени, где, помимо всего прочего, была предусмотрена и редакция своего печатного издания. В политотделе дивизии вспомнили обо мне как о человеке, который учился в военном училище, готовившем не только политработников, но и военных журналистов. Вот так в должности редактора я и попал в Афган.

Такой войны не ждал никто

– Была ли наша армия готова к войне? Ведь до того страна всерьёз не воевала уже порядка 35 лет, и не было людей, которые могли передать боевой опыт. По этому поводу от «афганцев» приходилось слышать разные точки зрения.

– Как вам сказать… Конечно, нельзя говорить о том, что нас прямо из мирной обстановки взяли и сунули в боевое пекло. 201-я дивизия была кадрированной. То есть в наличии была боевая техника, были офицеры, а вот солдат срочной службы – совсем немного, они занимались главным образом охраной разного рода военных складов. Когда в декабре 79-го года дивизию подняли по боевой тревоге, её быстро «нарастили» до полного боевого состава за счёт призыва запасных, то есть ранее служивших солдат из жителей Средней Азии, коих в народе именовали «партизанами». Чуть позже, уже в Афгане, их сменили солдаты срочной службы, переброшенные со всей страны и даже из группы войск Германии.

Дивизия вошла в Афганистан в феврале 1980-го, а до того она стояла под узбекским Термезом, где усиленно тренировалась, проводила боевые стрельбы и учения всех уровней – от ротных до дивизионных. То есть в Афган мы вошли, считаю, в нормальной боеготовности. Другое дело – мы оказались не готовы именно к той войне, которая получилась. Мы ведь готовились к классическими боевым действиям. Когда есть чёткая линия фронта, есть нормальный тыл, есть противник, воюющий по тем же правилам. А что встретили в Афгане? Партизанскую войну, где порой стреляют везде и всюду, где пулю можно получить даже в своём расположении, где противника часто вообще невозможно определить – сейчас он мирный крестьянин и даже очень лояльный к нам человек, а ночью становится безжалостным душманом.

Кроме того, чёткого приказа на то, что придётся воевать, не было. Предполагалось, что мы войдём в Афганистан и встанем по периметру вдоль афганских границ, чтобы не пропустить банды, которые шли в страну из-за рубежа, главным образом из Пакистана. А вот основная тяжесть боевых действий ляжет на афганскую «коммунистическую» армию. Увы, не учли многого. Не учли тысячи тайных троп, которые никем не контролировались и через которые банды легко проникали в страну. Не учли масштабной помощи, которую душманам оказали США и вообще все страны западного мира. Не учли раздрай, который царил в среде афганских коммунистов из Народно-демократической партии Афганистана – этот раздрай периодически выражался тем, что недовольные центральной властью командиры афганских воинских частей могли поднять мятеж и уйти к душманам. Да и лояльные власти воинские части не очень охотно воевали – ещё бы, это ведь для них была гражданская война, где правду определить было очень сложно.

– В своей книге вы рассказываете просто потрясающую историю о русской женщине, которая встретила вас при вводе войск…

– Да, это реальная история. Эта женщина подошла к моей машине в городе Пули-Хумри и поведала свою грустную биографию. В 30-е годы она вышла замуж за афганского лётчика, уехала с ним на его родину. А потом он разбился, и она осталась вдовой, одна с двумя дочерьми… К нам она подошла со своими внуками и попросила чего-нибудь поесть – Афганистан ведь страшно голодал. Мы её накормили, ещё дали еды на дорогу. Она поблагодарила нас и сказала: «Ребята, будьте осторожны. Афганцы – народ хороший, но коварный, особенно к чужим. Берегите себя!». Да, много раз потом вспоминал её напутствие… В последний раз эту женщину встретил уже на исходе войны, когда шёл вывод войск, в 1988 году – она уже не ходила, только лежала, а взрослые внуки ухаживали за ней… Такие встречи потом помнятся всю жизнь…

– Как наша армия втянулась в боевые действия?

– Постепенно… Знаете, а ведь поначалу афганцы нас встретили очень хорошо. Помню даже цветы, которые нам приносили, – видимо, надеялись, что русские своим приходом наведут порядок в этой раздираемой войной стране. Но потом отношение стало ухудшаться – видимо, потому, что мы приняли одну из сторон конфликта, причём не самую популярную, да ещё вступили в боевые действия

Дивизия встала на севере Афганистана – города Мазари-Шариф, Баглан, Пули-Хумри, Кундуз и далее до Файзабада. В настоящую войну мы вступили где-то в конце февраля – начале марта 1980 года, когда стало ясно, что без нашей помощи афганская власть долго не продержится. И то поначалу думали, что будем только прикрывать афганские части, но реально пришлось брать главный удар на себя… Первые боевые операции на моей памяти – это участие наших вертолётчиков в подавлении мятежа афганского артиллерийского полка, перешедшего на сторону мятежников, и бой в Баглане, где наши шедшие в Кундуз колонны попали в засаду…

Первый бой, он трудный самый

– И каковы первые ощущения от участия в реальном бою? Генерал Борис Громов, который в 1980 году был командиром полка, вспоминал, что в первом бою у него был настоящий ступор, который продолжался минут десять, ведь одно дело «воевать» на учениях, а другое дело слышать свист настоящих пуль над головой и стрелять в живых людей…

– Генерал Громов, конечно же, прав. Моё личное ощущение, когда шёл обстрел в Баглане, – такой же ступор, холодный пот по спине, очень неприятные чувства в конечностях, которые становятся буквально ватными… Это не передать словами, надо самому через это пройти… Последствия у всех были разными, кто-то становился бойцом сразу же в первом бою, а кому-то требовалось окунуться в боевую обстановку ещё не раз…

Мне вот даже больше вспоминается не этот обстрел, а более поздняя операция в том же неспокойном Баглане уже летом 80-го года. Мы тогда с разведчиками прочёсывали камышовые заросли, и там я буквально лоб в лоб столкнулся с душманским пулемётчиком. Он уставился на меня, я – на него. Почему он не срезал меня очередью, до сих пор непонятно. Видать, тоже был в ступоре… Меня спас сержант-разведчик, который вынырнул из камышей рядом и сразу же застрелил душмана… До сих пор стоит перед глазами эта картина…

Но вообще, люди погибали не только в боевой обстановке. Мне кажется, больше потерь было от нашего раздолбайства и разгильдяйства, не говоря уже о разных инфекционных болезнях – от тифа до желтухи, которые буквально косили наши ряды… Я как редактор постоянно получал сводки примерно следующего содержания: танк дал задний ход и задавил не успевшего отскочить солдата; пьяный прапорщик решил прокатиться на БТРе с ветерком и свалился в пропасть; один солдат застрелил другого по причине неуставных отношений… Увы, эти ЧП – тоже правда Афганистана.

– Вы знали моего нижегородского земляка старшего лейтенанта Николая Шигина, посмертно награждённого орденом Боевого Красного знамени. Разведывательная группа, которой он командовал, в полном составе трагически погибла 13 мая 1980 года под Файзабадом – тела разведчиков были страшно изуродованы… И ведь это была не первая трагедия в дивизии, когда приобретался необходимый боевой опыт…

– Да, это так, боевой опыт и кровь – порой вещи нераздельные… Надо сказать, что противника тогда мы все сильно недооценивали. Смотрели на душманов свысока. Ну кто они такие? Так, забитые полуграмотные крестьяне, а мы – одна из сильнейших армий мира! Да, дорого нам обошлось такое вот высокомерие… По этой причине уже в августе всё того же 1980 года у нас случилась трагедия с целым разведывательным батальоном. Да ещё вмешался и фактор высокого начальства, будь оно не ладно…

Дело было так. Недалеко от города Кишим душманы блокировали батальон нашего 149-го полка, который проводил там боевую операцию. Командир дивизии отдал приказ деблокировать подразделение силами 783-го разведбата, которому придали ещё и гранатомётчиков. Всё бы ничего, да в дело влез один полковник из штаба 40-й армии, фамилия то ли Исаков, то ли Исаев… Он в категорической форме приказал командиру батальона майору Алибеку Кадырову выдвигаться как можно быстрее по горному ущелью. На вопрос Кадырова – а как быть с тем, что батальон остаётся без прикрытия с гор – полковник пообещал, что прикрывать выдвижение будут с вертолётов. И всё же Кадыров был в сомнениях – накануне к разведчикам пришёл местный пастух, который сообщил о том, что в ущелье душманы устроили посты, которые контролировали там любое передвижение. Поэтому без прикрытия на горных склонах выдвигаться по дну ущелья было очень опасно. Но на это замечание полковник обвинил Кадырова в трусости и пообещал майору серьёзные неприятности…

В общем, батальон выдвинулся, как и было приказано. Не скажу, что у всех были какие-то плохие предчувствия, но вот начальник штаба батальона капитан Жуков точно чувствовал что-то неладное – до сих пор помню его мрачное лицо, на которое набежала тень… Знаете, я и сам должен был находиться в тот день с разведчиками. С ними я на «броне» доехал до того самого ущелья, а потом ребята спешились и пошли пешком. А меня фактически спасла… лень! Дело в том, что август в Афганистане – это не просто жара, а настоящее пекло градусов в 50, не меньше. И мне просто не захотелось топать пёхом в такую вот жару. Командир бронегруппы предложил остаться с ним и встретить батальон на той стороне ущелья, куда техника отправилась в обход. Я и остался, а ребята двинули в ущелье, до сих пор помню многие их лица – молодые, загорелые, здоровые. Капитан Саша Жуков, лейтенанты Витя Сериков, Коля Лось… Некоторых успел сфотографировать…

Что произошло потом, спустя каких-то полчаса, мы видели со стороны, когда ехали на БМПшках. В ущелье вдруг поднялась сильная стрельба, над горами закружили вертолёты… Стреляли целый день… Как потом выяснилось, полностью оправдались опасения Кадырова – душманы ударили по нашим со склон гор, которые мы не контролировали. Но тогда мы толком ничего не знали, хотя примчалось всё дивизионное начальство. Помню, что слушал по радио «вражеские голоса», а там взахлёб и очень радостно говорили о том, что «афганские повстанцы» якобы разгромили аж два советских полка, даже называли номера воинских частей – видать, собрали у наших убитых документы. Хотел послушать, а чем наше радио отвечает? А там – ни слова о трагедии, зато шла прямая трансляция с закрытия Олимпиады-80…

Конечно же, в том ущелье погибли вовсе не полки, а только одна первая рота разведбата. Мне кажется, что специально разведбат никто не ждал. Просто душманы, когда блокировали батальон 149-го полка, устроили засады по всему ущелью, ожидая, что этот батальон пойдёт на прорыв. Но вместо этого у них в тылу появились бойцы разведбата. Душманы быстро сориентировались и не стали ждать, пока весь разведбат втянется в ущелье, а ударили по авангарду, в котором и шла первая рота.

Едва эта рота зашла за угол ущелья, её тут же отсекли от основных сил плотным огнём. Две другие роты пытались прорваться к ней, но не смогли – они все понесли тяжёлые потери, да ещё остались без связи. Не помогли и «вертушки». Бой шёл весь день. Ночью «духи» спустились с гор, добили наших раненых, собрали у них оружие и ушли в сторону Пакистана – из первой роты не уцелел никто, включая начштаба Жукова и ротного Серикова. Выжил, кажется, один боец, не то узбек, не то таджик, он притворился мёртвым, и душманы его не тронули… Кстати, тот самый блокированный батальон 149-го полка, на помощь которому спешили разведчики, чуть позже благополучно вышел к своим без потерь – ибо весь удар пришёлся именно по разведбату. Всего погиб тогда 51 человек, многие были ранены…

Помню, когда шла эвакуация раненых, от перегруза упал вертолёт – хорошо, что не успел высоко взлететь, все живы остались… Был среди раненых и комбат Кадыров, который в бою пытался сделать всё, чтобы вытащить ребят – водил оставшихся людей в атаку, лично вёл огонь из АГС по «духам», но в той обстановке реально сделать ничего не мог… Его сделали виновным за случившееся, понизили в должности, потом выслали в Союз и, в конце концов, выперли из армии.

Считал и до сих пор считаю Кадырова не виноватым за трагедию 783-го разведбата – на него просто списали огрехи других людей. Спустя много лет, где-то в конце 90-х я встретил Кадырова – он был уже на гражданке, но та история фактически сломала ему жизнь. Он жалел только обо одном, что всё же не настоял на нормальном прикрытии своих ребят… Впрочем, только один ли он должен был настаивать? Ведь были ещё командир дивизии, начштаба, замполит… Но они предпочли оставить Кадырова разбираться со штабным из Кабула один на один… В нашей армии, к сожалению, бывает и такое.

Сильные духом

– В своей книге вы немало места уделили личности начальника разведки 201-й дивизии подполковника Валерия Ефимовича Шпилевского, сказав о нём немало тёплых слов. Он действительно произвёл на вас сильно впечатление?

– Конечно. Шпилевский был настоящим разведчиком – интеллигентным, собранным, целеустремлённым, знавшим несколько иностранных языков. Словом, был настоящим олицетворением того положительного образа разведчика, к которому мы привыкли по советским кинофильмам. Говорили, что до Афгана он работал в заграничной резидентуре ГРУ, но эта его карьера рухнула по причине обострённого чувства справедливости – по слухам, он узнал о каких-то безобразиях, которые царили в одном из наших посольств, и написал об этом письмо в ЦК КПСС. Но у посольских жуликов оказались более влиятельные покровители, и Шпилевского не просто убрали на родину, но и фактически сослали в Среднюю Азию. Тем не менее разведчиком от этого он быть не перестал.

Именно ему дивизия обязана тем, что удалось наладить агентурную работу среди афганского населения. А то ведь на первых порах приходилось действовать фактически вслепую, что в партизанской войне просто неприемлемо. Именно Шпилевский создал разведывательную сеть, которая успешно работала потом ещё не один год… Валерий Ефимович погиб осенью 1980 года в одном из кишлаков под Кундузом. Шёл по улице в группе офицеров, когда раздался одиночный выстрел, и Шпилевский упал. Умер он по дороге в госпиталь…

– А кто ещё из офицеров произвёл на вас сильное впечатление?

– Конечно же, разведчики из того самого разведбата. Все – живые и мёртвые. Со многими из них дружил – мы ведь были примерно одного возраста, так что понимали друг друга буквально с полуслова. А ещё отдельно хочу отметить замполита 56-го отдельного десантно-штурмового батальона Стаса Марзоева, моего большого друга. Он с самой учёбы в Новосибирском политическом училище мечтал служить в специальных войсках. И своего добился, став замполитом у десантников. Ходил вместе с ними на все боевые задания, в засады, в рейды, не раз встречался со смертью буквально глаза в глаза. Помню его привычку сидеть в боевом вертолёте, свесив ноги, несмотря ни на какие обстрелы с земли…

Да, это был военный человек от Господа Бога, именно на таких всегда держалась и держится наша армия! Стас и погиб как настоящий офицер – уже в звании полковника, на должности помощника командующего 48-й армии в 2001 году, во время второй чеченской кампании под Ханкалой, когда был сбит вертолёт, на котором он летел… Вечная ему память!

– Вы сегодня не жалеете, что пришлось побывать в Афганистане, да ещё в самый сложный период пребывания нашей армии там?

– Жалею? Нет конечно, хотя в некоторых ситуациях, может, надо было поступить несколько иначе, чем поступил на самом деле… Но что сегодня жалеть об этом? Главное, это была моя молодость, пусть и опалённая войной. Тем более мне всегда хотелось испытать себя в реальной боевой обстановке, как мой отец, прошедший Великую Отечественную и награждённый орденом Славы и медалью «За отвагу». Поверьте, на этой войне я, как мужчина и офицер, повзрослел куда быстрее, чем это могло быть в мирной жизни. И Афганистан такого жизненного опыта действительно стоил…

Вадим АНДРЮХИН.

Источник: https://delonn.ru/post/view?id=7590